Я родилась во время так называемого бэби-бума, резкого подъема рождаемости, в долине реки Гудзон, в городе Пикскилл (штат Нью-Йорк). Этот же город подарил стране Мела Гибсона, Крошку Германа и один из первых ядерных реакторов. Семья Гибсонов вскоре после рождения Мела переехала в Австралию — ну, а мы с Крошкой продолжали хлебать заряженную водичку. Делайте из этого какие хотите выводы.
Семейные предания подтверждают, что я начала сочинять истории почти сразу, как научилась говорить. Я быстро поняла, что для любого художественного произведения очень важны герои, сюжет и темп повествования, но нет ничего важнее, чем правдоподобие. Родителей не убедишь, что под кроватью сидят монстры, а вот мышей или белок они готовы искать часами.
Я открыла для себя отцовскую пишущую машинку задолго до того, как научилась читать, и тогда же решила: механизм, который состоит из целой массы движущихся деталей и издает такие поразительные звуки, обязательно станет важной частью моей жизни.
Я росла одна и поэтому заполняла свой мир вымышленными друзьями. Но я с ними не играла, а наблюдала, как они играют друг с другом, и записывала. Этим я занималась до тех пор, пока не поступила в Рочестерский университет (выпуск 1969 г.). Наконец мой реальный мир оказался гораздо интереснее, чем все, что я могла себе вообразить! Сначала я решила специализироваться на точной науке — астрофизике, — но мигрировала к гуманитариям: они понимали, что жизни до полудня не существует, и не назначали лабораторные по органической химии на восемь утра. Я получила степени бакалавра и магистра по истории Европы и уже собралась писать диссертацию, когда научный руководитель обратил мое внимание на то, что с учетом демографической ситуации в следующие двадцать пять лет мест в вузах будет не больше, чем зубов у курицы. Он добавил, что мое образование превращается в дорогостоящее хобби (совершенно верно), и посоветовал мне найти настоящую работу.
Так я стала программистом. В то время (между динозаврами и IBM-360) программирование было открытым для всех и совсем не абстрактным. Компании с радостью нанимали людей для оцифровки десятилетий, а то и веков, написанной от руки информации.
Я утонула в пыльных архивах крупной страховой компании и не всплыла бы никогда, если бы не вмешалась судьба — в виде банкротства мэрии г. Нью-Йорк в 1976 г. Оценив мое терпимое отношение к пыли, чешуйницам и мышам, власть предержащие назначили меня самым ничтожным членом команды по расшифровке секретных пенсионных фондов города. Вот в чем заключалась моя работа: брать с погрузчика охапки перфокарт –отчетов полиции, пожарной службы и коммунальщиков за четверть века, собранных по дырявым шкафам со всего здания мэрии — и переносить их на «современные» магнитные ленты! (Ну, и, конечно, выбрасывать все, что стараниями мышей, тараканов и других представителей животного мира уже не подлежало электронной интерпретации). Когда я закончила работу, старшие члены команды подтвердили актуарно то, что все и так знали интуитивно: мэрия Нью-Йорка не в состоянии выполнить все свои обязательства.
Всю долгую зиму, а затем весну, расшифровывая один древний алгоритм за другим, я раздумывала о том, какой станет жизнь в Нью-Йорке без полиции, пожарных и — что самое ужасное — без вывоза мусора. В конце концов штат решил оплатить долги города, а я решила оттуда уехать.
Я направилась на запад и остановилась в Анн-Арбор (штат Мичиган), где бублики с лососиной были свежие, а небо чаще казалось голубым, чем зеленым.
Правда, чтобы вернуть меня к детским мечтам, понадобился еще один резкий поворот. В январе 1977 г. я поехала в аэропорт, чтобы отвезти Гордона Диксона в Анн-Арбор на ежегодный фантастический конвент (я много общалась с любителями научной фантастики и завсегдатаями конвентов). Неделю температура не поднималась выше нуля по Фаренгейту, и тормозные цилиндры моей старой нью-йоркской машины наконец сказали: «Хватит». И отдали Богу душу на подъезде к аэропорту. Я оказалась в реанимации. Чем меньше я расскажу об остатке этого дня, тем лучше.
Скажу только, что Горди почувствовал себя виноватым: совершенно незнакомый человек едва не отдал жизнь, чтобы он вовремя попал на конвент. Видимо, закон кармы вынудил его на ответную жертву: Горди предложил прочитать то, что я смогу написать. От такого предложения нельзя было отказаться. Обложившись подушками и костылями, страдая от галлюцинаций, вызванных трещинами черепа, я начала писать «Daughter of the Bright Moon».
Бедный Горди! Позже он признался, что я была самым малообещающим кандидатом в писатели на его памяти. Он клянется, что изо всех сил пытался меня отговорить и не особо миндальничал, но я его так и не поняла. Я получила уникальный шанс реализовать свои мечты, и мелочи вроде «наукообразного напыщенного стиля» (это еще мягко) не могли меня остановить.
К счастью, до того, как я избавилась от костылей и Горди смог считать кармический долг выплаченным с процентами, я восприняла его суровую науку серьезно и попыталась применить к «DAUGHTER». Прочитав девятый или десятый вариант первой главы, Горди откинулся на спинку стула и удивленно сказал: неплохо, можно начинать вторую главу.
Все остальное, как говорится, история. Через год после аварии, когда я закончила «Daughter of the Bright Moon», но, по совету Горди, положила ее в стол, на Босконе 1978 г. Горди прогнал меня сквозь строй издателей. Меня приняли в ряды писателей, которых скоро опубликуют, и с тех пор я не оглядывалась назад.
С 1978 г. не все было гладко. Образ жизни при любой творческой работе можно отнести к категории «жизни без видимых средств к существованию». Я вышла замуж за Боба Асприна и следующие десять лет пробыла мачехой — такая роль вызывает немало эмоциональных ассоциаций, особенно у писателя фэнтези. Я написала тринадцать романов. Кроме того, я участвовала в создании антологии вселенной «Мир воров»: сначала как писатель, а потом и как редактор. Вышло двенадцать томов, после чего издание антологии было приостановлено.
В 1993 году, когда я находилась в процессе длительного, хотя и мирного развода с Бобом, К.Черри предложила мне, когда пыль уляжется, переехать в город Оклахому (где у местных жителей большой опыт с пылью, да и сама Оклахома, по заверениям Кэролайн, отнюдь не находится за пределами известной вселенной). Я пересекала Миссисипи с большим волнением: а вдруг мои гудзоновские митохондрии поднимут революцию? Но они приспособились к перемене воды, и в январе 1994 г. я окончательно переехала. Именно тогда на моей памяти термометр впервые с 1977 г. две недели не поднимался выше нулевой отметки. Впрочем, отрицательные числа все-таки приносят мне удачу.
В Оклахоме я продолжила писать для издательства «ACE» и одновременно занялась новеллизацией игрового мира «Dungeons and Dragons» для компании «TSR» (теперь она называется «Wizards of the Coast»).
В 1997 г. я вернулась на другую сторону Миссисипи — в центральную Флориду, поближе к родителям-пенсионерам. В это же время я начала сотрудничать с новым издательством, «DAW Books», где в марте 1999 г. опубликовала «Jerlayne». В этой книге есть и эльфы страны Фейри, и улицы Нью-Йорка.
Я продолжаю работать с «ACE», где в июле 2000 г. вышел роман «Out of Time», первый в серии романов о библиотекаре, которая узнает, хотя и не сразу, что умеет (и должна) отправляться в прошлое, чтобы снимать с людей проклятия. С тех пор я написала о библиотекаре Эмме Мерриган еще две книги: «Behind Time» (2001 г.) и «Taking Time» (2004 г.).
Последние годы я почти полностью посвятила возрождению вселенной «Мир воров». В апреле 2002 г. вышел «эпический» роман цикла, «Sanctuary», а в ноябре 2002 г. — первая после десятилетнего перерыва и совершенно новая антология «Turning Points».
После этого я написала четвертую книгу про Эмму — «Down Time» (2005 г.) и составила очередную антологию из «Мира воров» — «Enemies of Fortune» (2004 г.).
Что тут скажешь? По крайней мере, средства на пропитание у меня есть…
© Линн Эбби